Неточные совпадения
Мужик я
пьяный, ветреный,
В амбаре крысы с голоду
Подохли, дом пустехонек,
А не взял бы, свидетель Бог,
Я за такую каторгу
И тысячи рублей,
Когда б не знал доподлинно,
Что я перед последышем
Стою… что он куражится
По воле по моей...
Пей даром сколько вздумаешь —
На славу угостим!..»
Таким речам неслыханным
Смеялись люди трезвые,
А
пьяные да умные
Чуть не плевали
в бороду
Ретивым крикунам.
К дьячку с семинаристами
Пристали: «Пой „Веселую“!»
Запели молодцы.
(Ту песню — не народную —
Впервые спел сын Трифона,
Григорий, вахлакам,
И с «Положенья» царского,
С народа крепи снявшего,
Она по
пьяным праздникам
Как плясовая пелася
Попами и дворовыми, —
Вахлак ее не пел,
А, слушая, притопывал,
Присвистывал; «Веселою»
Не
в шутку называл...
Четыре года тихие,
Как близнецы похожие,
Прошли потом… Всему
Я покорилась: первая
С постели Тимофеевна,
Последняя —
в постель;
За всех, про всех работаю, —
С свекрови, свекра
пьяного,
С золовушки бракованной
Снимаю сапоги…
Вдруг крик: «Ай, ай! помилуйте!»,
Раздавшись неожиданно,
Нарушил речь священника,
Все бросились глядеть:
У валика дорожного
Секут лакея
пьяного —
Попался
в воровстве!
В это время к толпе подъехала на белом коне девица Штокфиш, сопровождаемая шестью
пьяными солдатами, которые вели взятую
в плен беспутную Клемантинку. Штокфиш была полная белокурая немка, с высокою грудью, с румяными щеками и с пухлыми, словно вишни, губами. Толпа заволновалась.
Причем бросала
в народ медными деньгами, а
пьяные ее подручники восклицали: «Вот наша матушка! теперь нам, братцы, вина будет вволю!»
Полагают, что Боголепов
в пьяном виде курил трубку и заронил искру
в сенную труху, но так как он сам при этом случае сгорел, то догадка эта настоящим образом
в известность не приведена.
В то время как скакавшие были призваны
в беседку для получения призов и все обратились туда, старший брат Вронского, Александр, полковник с аксельбантами, невысокий ростом, такой же коренастый, как и Алексей, но более красивый и румяный, с красным носом и
пьяным, открытым лицом, подошел к нему.
Разумеется, с точки зрения Прокофья, видевшего его
в оборванной шубе и
пьяного, он презренный человек; но я знаю его иначе.
Прения о Флерове дали новой партии не только один шар Флерова, но еще и выигрыш времени, так что могли быть привезены три дворянина, кознями старой партии лишенные возможности участвовать
в выборах. Двух дворян, имевших слабость к вину, напоили
пьяными клевреты Снеткова, а у третьего увезли мундирную одежду.
Петрицкий был молодой поручик, не особенно знатный и не только не богатый, но кругом
в долгах, к вечеру всегда
пьяный и часто за разные и смешные и грязные истории попадавший на гауптвахту, но любимый и товарищами и начальством.
Александр Вронский, несмотря на разгульную,
в особенности
пьяную жизнь, по которой он был известен, был вполне придворный человек.
Я подошел к
пьяному господину, взял его довольно крепко за руку и, посмотрев ему пристально
в глаза, попросил удалиться, — потому, прибавил я, что княжна давно уж обещалась танцевать мазурку со мною.
Никто не видал, чтобы он хоть раз был не тем, чем всегда, хоть на улице, хоть у себя дома; хоть бы раз показал он
в чем-нибудь участье, хоть бы напился пьян и
в пьянстве рассмеялся бы; хоть бы даже предался дикому веселью, какому предается разбойник
в пьяную минуту, но даже тени не было
в нем ничего такого.
— Нет, барин, как можно, чтоб я был пьян! Я знаю, что это нехорошее дело быть
пьяным. С приятелем поговорил, потому что с хорошим человеком можно поговорить,
в том нет худого; и закусили вместе. Закуска не обидное дело; с хорошим человеком можно закусить.
— Вы были замешаны
в историю, по случаю нанесения помещику Максимову личной обиды розгами
в пьяном виде.
Он был любим… по крайней мере
Так думал он, и был счастлив.
Стократ блажен, кто предан вере,
Кто, хладный ум угомонив,
Покоится
в сердечной неге,
Как
пьяный путник на ночлеге,
Или, нежней, как мотылек,
В весенний впившийся цветок;
Но жалок тот, кто всё предвидит,
Чья не кружится голова,
Кто все движенья, все слова
В их переводе ненавидит,
Чье сердце опыт остудил
И забываться запретил!
Бывало, льстивый голос света
В нем злую храбрость выхвалял:
Он, правда,
в туз из пистолета
В пяти саженях попадал,
И то сказать, что и
в сраженье
Раз
в настоящем упоенье
Он отличился, смело
в грязь
С коня калмыцкого свалясь,
Как зюзя
пьяный, и французам
Достался
в плен: драгой залог!
Новейший Регул, чести бог,
Готовый вновь предаться узам,
Чтоб каждым утром у Вери
В долг осушать бутылки три.
Домой приехав, пистолеты
Он осмотрел, потом вложил
Опять их
в ящик и, раздетый,
При свечке, Шиллера открыл;
Но мысль одна его объемлет;
В нем сердце грустное не дремлет:
С неизъяснимою красой
Он видит Ольгу пред собой.
Владимир книгу закрывает,
Берет перо; его стихи,
Полны любовной чепухи,
Звучат и льются. Их читает
Он вслух,
в лирическом жару,
Как Дельвиг
пьяный на пиру.
— А вы, хлопцы! — продолжал он, оборотившись к своим, — кто из вас хочет умирать своею смертью — не по запечьям и бабьим лежанкам, не
пьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, козацкой смертью — всем на одной постеле, как жених с невестою? Или, может быть, хотите воротиться домой, да оборотиться
в недоверков, да возить на своих спинах польских ксендзов?
Бешеную негу и упоенье он видел
в битве: что-то пиршественное зрелось ему
в те минуты, когда разгорится у человека голова,
в глазах все мелькает и мешается, летят головы, с громом падают на землю кони, а он несется, как
пьяный,
в свисте пуль
в сабельном блеске, и наносит всем удары, и не слышит нанесенных.
Только и успел объявить он, что случилось такое зло; но отчего оно случилось, курнули ли оставшиеся запорожцы, по козацкому обычаю, и
пьяными отдались
в плен, и как узнали татары место, где был зарыт войсковой скарб, — того ничего не сказал он.
Хотя час был ранний,
в общем зале трактирчика расположились три человека. У окна сидел угольщик, обладатель
пьяных усов, уже замеченных нами; между буфетом и внутренней дверью зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости
в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал за стойкой посуду. На грязном полу лежал солнечный переплет окна.
Девочка говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно
пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь
в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
— Вот тут, через три дома, — хлопотал он, — дом Козеля, немца, богатого… Он теперь, верно,
пьяный, домой пробирался. Я его знаю… Он пьяница… Там у него семейство, жена, дети, дочь одна есть. Пока еще
в больницу тащить, а тут, верно,
в доме же доктор есть! Я заплачу, заплачу!.. Все-таки уход будет свой, помогут сейчас, а то он умрет до больницы-то…
— Эх, батюшка! Слова да слова одни! Простить! Вот он пришел бы сегодня
пьяный, как бы не раздавили-то, рубашка-то на нем одна, вся заношенная, да
в лохмотьях, так он бы завалился дрыхнуть, а я бы до рассвета
в воде полоскалась, обноски бы его да детские мыла, да потом высушила бы за окном, да тут же, как рассветет, и штопать бы села, — вот моя и ночь!.. Так чего уж тут про прощение говорить! И то простила!
— Да пусти,
пьяный черт! — отбивался Зосимов и потом, когда уже тот его выпустил, посмотрел на него пристально и вдруг покатился со смеху. Разумихин стоял перед ним, опустив руки,
в мрачном и серьезном раздумье.
— Покойник муж действительно имел эту слабость, и это всем известно, — так и вцепилась вдруг
в него Катерина Ивановна, — но это был человек добрый и благородный, любивший и уважавший семью свою; одно худо, что по доброте своей слишком доверялся всяким развратным людям и уж бог знает с кем он не пил, с теми, которые даже подошвы его не стоили! Вообразите, Родион Романович,
в кармане у него пряничного петушка нашли: мертво-пьяный идет, а про детей помнит.
Явился тоже один
пьяный отставной поручик,
в сущности провиантский чиновник, [Провиантский чиновник — т. е. интендантский, ведавший закупками провианта для армии.] с самым неприличным и громким хохотом и, «представьте себе», без жилета!
В толпе безобразничал один
пьяный: ему все хотелось плясать, но он все валился на сторону.
Но вот вдруг становится очень шумно: из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики
в красных и синих рубашках, с армяками внакидку.
На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы капля дождя во все эти дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно
пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся извозчики. Солнце ярко блеснуло ему
в глаза, так что больно стало глядеть, и голова его совсем закружилась, — обыкновенное ощущение лихорадочного, выходящего вдруг на улицу
в яркий солнечный день.
Не явилась тоже и одна тонная дама с своею «перезрелою девой», дочерью, которые хотя и проживали всего только недели с две
в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался
пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
И, накинув на голову тот самый зеленый драдедамовый платок, о котором упоминал
в своем рассказе покойный Мармеладов, Катерина Ивановна протеснилась сквозь беспорядочную и
пьяную толпу жильцов, все еще толпившихся
в комнате, и с воплем и со слезами выбежала на улицу — с неопределенною целью где-то сейчас, немедленно и во что бы то ни стало найти справедливость.
А вот теперь смотрите сюда: этот франт, с которым я сейчас драться хотел, мне незнаком, первый раз вижу; но он ее тоже отметил дорогой сейчас, пьяную-то, себя-то не помнящую, и ему ужасно теперь хочется подойти и перехватить ее, — так как она
в таком состоянии, — завезти куда-нибудь…
Но этого уже не могла вытерпеть Катерина Ивановна и немедленно, во всеуслышание, «отчеканила», что у Амалии Ивановны, может, никогда и фатера-то не было, а что просто Амалия Ивановна — петербургская
пьяная чухонка и, наверно, где-нибудь прежде
в кухарках жила, а пожалуй, и того хуже.
— То есть не то чтобы… видишь,
в последнее время, вот как ты заболел, мне часто и много приходилось об тебе поминать… Ну, он слушал… и как узнал, что ты по юридическому и кончить курса не можешь, по обстоятельствам, то сказал: «Как жаль!» Я и заключил… то есть все это вместе, не одно ведь это; вчера Заметов… Видишь, Родя, я тебе что-то вчера болтал
в пьяном виде, как домой-то шли… так я, брат, боюсь, чтоб ты не преувеличил, видишь…
— Батюшки! — причитал кучер, — как тут усмотреть! Коли б я гнал али б не кричал ему, а то ехал не поспешно, равномерно. Все видели: люди ложь, и я то ж.
Пьяный свечки не поставит — известно!.. Вижу его, улицу переходит, шатается, чуть не валится, — крикнул одноважды, да
в другой, да
в третий, да и придержал лошадей; а он прямехонько им под ноги так и пал! Уж нарочно, что ль, он аль уж очень был нетверез… Лошади-то молодые, пужливые, — дернули, а он вскричал — они пуще… вот и беда.
Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и все до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно было
в пять минут сделаться
пьяным.
Нестерпимая же вонь из распивочных, которых
в этой части города особенное множество, и
пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины.
Из дверей, как раз
в эту минуту, выходили двое
пьяных и, друг друга поддерживая и ругая, взбирались на улицу.
Кроме тех двух
пьяных, что попались на лестнице, вслед за ними же вышла еще разом целая ватага, человек
в пять, с одною девкой и с гармонией.
Я бы, может, теперь
в экспедицию на Северный полюс поехал, потому j’ai le vin mauvais, [я
в пьяном виде нехорош (фр.).] и пить мне противно, а кроме вина ничего больше не остается.
Он шел по тротуару как
пьяный, не замечая прохожих и сталкиваясь с ними, и опомнился уже
в следующей улице.
Я тебя просто за
пьяного и принимал, да ты и был пьян», — ну, что я вам тогда на это скажу, тем паче что ваше-то еще правдоподобнее, чем его, потому что
в его показании одна психология, — что его рылу даже и неприлично, — а вы-то
в самую точку попадаете, потому что пьет, мерзавец, горькую и слишком даже известен.
А сегодня поутру,
в восемь часов, — то есть это на третий-то день, понимаешь? — вижу, входит ко мне Миколай, не тверезый, да и не то чтоб очень
пьяный, а понимать разговор может.
— Не понимаете вы меня! — раздражительно крикнула Катерина Ивановна, махнув рукой. — Да и за что вознаграждать-то? Ведь он сам,
пьяный, под лошадей полез! Каких доходов? От него не доходы, а только мука была. Ведь он, пьяница, все пропивал. Нас обкрадывал да
в кабак носил, ихнюю да мою жизнь
в кабаке извел! И слава богу, что помирает! Убытку меньше!
Видите, барыни, — остановился он вдруг, уже поднимаясь на лестницу
в нумера, — хоть они у меня там все
пьяные, но зато все честные, и хоть мы и врем, потому ведь и я тоже вру, да довремся же, наконец, и до правды, потому что на благородной дороге стоим, а Петр Петрович… не на благородной дороге стоит.
В это время вошла с улицы целая партия пьяниц уже и без того
пьяных, и раздались у входа звуки нанятой шарманки и детский надтреснутый семилетний голосок, певший «Хуторок».